Мне припоминается разговор нашего предцехком? Дмитрия Андреевича Массова с квалифицированным шлифовальщиком, руководителем бригады коммунистического труда Василием Григорьевичем Сафаевым.
Массов спросил его, почему он не добивается личного клейма.
- А зачем оно мне? -ответил Сафаев.
Нагревальщик, молодой парень, заложил в печь стальные полутораметровые стержни весом по двадцать пять килограммов. Печь дышит жаром. Ловкие сильные руки нагревальщика берут раскаленный наполовину стержень, переносят на скребок, счищают окалину и подают кузнецу.
Когда произносишь слово "кузнец", то в воображении возникает фигура могучего великана с засученными рукавами, в кожаном фартуке и с тяжелым молотом в руках, из-под которого веером разлетаются золотистые искры.
Расплакавшись, Каманова ушла домой. Когда через полчаса она пришла ко мне, я укладывал вещи, собираясь ехать в Москву на сессию Верховного Совета СССР. Бросив укладку, я вместе с Камановой поехал к Филатову. Он был у себя в кабинете.
- Почему вы задержали ордер? - еле сдерживая возмущение, спросил я.
- Эту квартиру я решил отдать другому, - ответил
Филатов.
Начальник, плотно сбитый человек в защитной гимнастерке, оценивающе оглядел Нестерова, предложил кресло и с подкупающей откровенностью сказал:
- Всеволод Романович, кадры мне нужны вот так,- и попилил пальцем по горлу, - но какой из вас токарь, если врачи не разрешают вам шевелиться.
- Резко шевелиться, - поправил Нестеров.
- Все равно. Поймите меня, цех может выполнить программу только при условии полной мобилизации всех сил и средств. И я не могу дать вам станок, заведомо зная, что не получу с него полной отдачи. Вот, если хотите, архивариусом...