А потверже слов у тебя нет? - спросил Леонид Александрович. - Год назад мы проводили на заслуженный отдых твоего отца, Георгия Михайловича Чемодурова. Я знал его по Московскому автозаводу еще до войны. То уважение, каким он пользовался там, умножил здесь. А ты "попробую". Не "попробую", а "извините меня, товарищи, исправлюсь". Вот что ты должен сказать сейчас, если не хочешь оскорбить отца. И засучивай-ка ты, парень, рукава да берись за учебу и, как Лаврентьев с Волосковым, добивайся личного клейма. Мы приняли обязательство освоить профессию слесаря-разметчика. Неужели ты и здесь скажешь только "попробую"?
- Нет, об этом я сказал твердо в своем обязательстве: "освоить". А что касается остального, так я же не пропойца. Мне совсем не трудно бросить. Обещаю не пить.
Прошло после этого собрания месяцев шесть. Данилушкин, встретив как-то Тюрина, сказал:
- Владимир Николаевич, отпустите меня. Не могу я больше здесь работать.
- Что так?
- Атмосфера не та.
- А мне говорили, что ты исправился, хорошо работаешь, не пьешь.
- Не пил, крепился, но больше не могу, тянет. Отпустите меня по-хорошему. Не отпустите, прогонять придется, запью.
Он подал заявление о расчете и ушел в какую-то артель.